– Из скольких яиц?

– Из двух.

– Сколько кусков колбасы?

– Два больших.

– Домашняя колбаса?

– Да. Мы ее замораживаем, а потом размораживаем перед тем,как подавать на стол.

– Он еще что-нибудь ел?

– Овсяную кашу, поджаренный хлеб и кофе.

– Сок?

– Да, апельсиновый.

Мейсон внимательно осмотрел салфетку, затем свернул с задумчивымвидом и опустил в карман пальто.

– А после этого ваш отец сказал, что все еще голоден?

– Попросил поджарить ему еще один кусок колбасы и одно яйцо.

– Это заняло какое-то время?

– Достаточно много времени, потому что колбаса оказаласьочень сильно замороженной и мне пришлось воспользоваться электроножом.

– Понятно.

Мейсон прошел по цементному полу к зловещему красному пятну.Пока он его рассматривал, Мьюриель продолжала описывать утренние события.

Адвокат внимательно слушал ее, а потом склонился над пятном.Вначале у него на лице появилось удивленное выражение, потом он опустил вжидкость указательный палец, потом потер большой и указательный пальцы друг одруга, понюхал и заявил:

– Это не кровь. Какая-то красная эмаль.

– О боже! – воскликнула Мьюриель. – Вы уверены?

– Уверен, – кивнул Мейсон, оглядываясь вокруг. – А вон там,на полке, стоит банка с эмалью.

Мьюриель уже сделала два шага по направлению к банке, ноМейсон не дал ей до нее дотронуться:

– Минутку. Нельзя оставлять на банке отпечатки пальцев. Ееуронили, а потом поставили на место. Вы случайно не знаете, когда это моглопроизойти?

Девушка покачала головой.

– А когда сломали стул?

– Не знаю. Но здесь определенно шла борьба и…

– Борьба была – это несомненно, однако мы не представляем,когда именно, мисс Джилман. Нельзя делать поспешные выводы. Не исключено, чтоваш отец зашел в мастерскую, увидел на полу банку с эмалью, сломанный стул ирешил поставить банку на место. Это банка с небольшим отверстием сверху,которое закрывается крышкой. Возможно, крышка отошла. Вероятнее всего, чтовытекла не вся эмаль, однако я не хочу прикасаться к банке. Следует проявлятьосторожность, чтобы не оставить отпечатков пальцев.

– Мои отпечатки здесь определенно есть, – сообщила Мьюриель.– Я часто прихожу сюда посмотреть, как работает папа.

– В любом случае не следует оставлять свежих отпечатков. Онимогут перекрыть чьи-то еще. Давайте пересчитаем деньги.

Они собрали стодолларовые купюры и разложили на столе.Мейсон повернулся к Мьюриель и поинтересовался:

– Сколько вы подняли купюр?

– Сорок восемь.

– И я пятьдесят две. Значит, здесь ровно сто купюр, илидесять тысяч долларов. Вы знаете что-нибудь о них? Есть какие-нибудьсоображения, откуда они взялись?

Мьюриель покачала головой.

– Здесь найдутся резинки? – поинтересовался Мейсон.

– У Нэнси есть в лаборатории. Я помню, где она их держит.

– Принесите несколько штук, пожалуйста.

Девушка щелкнула выключателем.

– Эй! – крикнул Мейсон. – Я же предупреждал, что надопроявлять осторожность и постараться ни к чему не прикасаться.

– О, я забыла… А как мне достать резинки, не оставивотпечатков пальцев?

– Платком или подолом юбки, – объяснил Мейсон.

Мьюриель приподняла подол и открыла один из ящиков, которыйоказался разделенным на несколько секций. В каждой лежали резинки разныхразмеров.

Мейсон достал две штуки кончиком авторучки и кивнулМьюриель, показывая тем самым, что можно закрывать ящик.

Адвокат надел резинки на пачку купюр.

– Ваша мачеха очень аккуратная, – заметил Мейсон. – Влаборатории идеальный порядок по сравнению с полным хаосом в мастерской отца.

– Знаю. Что касается своего хобби – здесь Нэнси постоянноследит за порядком, чего нельзя сказать обо всем доме. Она в этой комнатесдувает каждую пылинку, и все вещи лежат на своих местах.

– А ваш отец – полная противоположность?

– Ну, до безукоризненной аккуратности ему далековато, –засмеялась она. – Мастерская напоминает открытый яблочный пирог, начинку длякоторого резали как попало.

– Понятно. Кстати, у вас есть фотография вашего отца,которую вы могли бы мне дать?

– Ну, у меня в комнате стоит одна в рамке, но…

– Вам нежелательно возвращаться в дом в настоящий момент, –перебил адвокат. – А здесь случайно нет?

– О, конечно. Несомненно. У Нэнси тут сотни снимков. Онаобожает портреты. Она использует какую-то технику, помогающую нанести на бумагулишь слабое изображение, потом работает над портретом масляными красками. Врезультате получается картина, причем практически невозможно определить, чтоона сделана на основе фотографии.

– Следовательно, где-то здесь есть фотографии вашего отца, –пришел к выводу Мейсон. – Давайте поищем. Только постарайтесь больше неоставлять здесь отпечатков пальцев.

– Мне кажется, они вот в этом ящичке, – сказала Мьюриель.Девушка взяла подол большим и указательным пальцами и потянула ручку на себя. –Да, здесь их даже несколько, – заметила она.

– Возьмем верхнюю, – решил Мейсон. Он достал снимок величинойвосемь на десять дюймов. – Это ваш отец?

– Да. Правда, фотография слишком светлая, нет нужнойчеткости, однако Нэнси предпочитает работать именно так. У нее свой метод.

Мейсон принялся с интересом рассматривать круглое лицо.

– Сколько ему лет?

– Так, надо посчитать. Сорок два, может, сорок три.

– А вашей мачехе?

– Бог ее знает, – засмеялась Мьюриель. – Тридцать с чем-то.Ближе к сорока. Однако она никому не открывает свой истинный возраст, а мы неспрашиваем.

– Сколько лет дочери Нэнси, Гламис?

– Двадцать.

– А вам?

– Столько же… Мистер Мейсон, что вы планируете предпринять?Насчет папы, я имею в виду. Он уехал на седане. Мы, наверное, должныпостараться его найти.

– Я вам позвоню где-то после полудня. Попытаюсь что-нибудьвыяснить. У вашего отца есть контора в нашем городе?